Семиотика — это наука о знаках и знаковых системах. Основы ее были заложены в XIX в. американским философом и логиком Ч. Пирсом и швейцарским филологом и антропологом Ф. де Соссюром (последний называл ее семиологией). Говорить о семиотики культуры — значит рассматривать знаковые средства культуры и трактовать культурные феномены как составленные с помощью этих знаковых средств «тексты», которые несут в себе определенную информацию.
Семиотический подход к осмыслению культуры
Первые попытки определить культуру были сделаны в Древней Греции, где ее понимали как пайдейа – образование, воспитание, совершенствование человека, и в Риме, где первоначальное cultura agri (а в более позднюю эпоху cultura animi) означало «совершенствование духа». С тех пор понимание культуры как совокупности средств физического и духовного совершенствования человека укрепилось в европейском сознании. Оно таково и сегодня, а культура, которая не служит делу облагораживания человеческой личности и человеческих сообществ – пустая игра.
С развитием европейской мысли культура была определена как совокупность человеческих достижений, тем самым подчеркивалась ее социальная природа. С конца XIX в. философы стали акцентировать ее духовный смысл. Они утверждали, что культура – это не предметы, идеи и художественные образы, а тот смысл, который они несут человеку. Наконец, после появления в 20–е и 30–е гг. XX столетия структурной лингвистики под ее прямым влиянием получили распространение формальные методы изучения культуры. Важнейшим среди них является семиотический. Его применение вроде бы уводит от содержательной стороны культуры, ее человеческого смысла, но в то же время позволяет глубже понять ее структуру. Семиотический подход уместен лишь в том случае, если изучение культуры приводит исследователей к человеку. Культура, говоря словами М. Горького, есть стремление человека силами своей воли и своего разума создать «вторую природу». Но, добавим, эта «вторая природа» есть по–прежнему человеческая природа, так как человек и культура едины, хотя и нетождественны.
Впервые законченная семиотическая концепция культуры была предложена В. В. Ивановым, Ю. М. Лотманом, Б. А. Успенским, А. М. Пятигорским и В. Н. Топоровым на Славянском конгрессе 1973 г. Они ввели выражение «семиотика культуры» для обозначения области организации (информации) в человеческом обществе в противоположность дезорганизации (энтропии). Культура, таким образом, была определена как иерархическая знаковая система, или, точнее, иерархическая пирамида знаковых систем.
Знак вообще – это материальный, чувственно воспринимаемый объект, который символически, условно представляет обозначенный им предмет (явление, действие, событие), отсылает к нему, сигнализирует о нем.
Существуют различные знаки: знаки–изображения (иконические), знаки–признаки (индексы), условные знаки (символы) и др.
Знаки складываются в системы разного рода. Важнейшими знаковыми системами являются языки.
► Язык часто определяют как знаковую систему любой физической природы.
Существуют языки жестов, линий, объемов, движений, звуковые и т. д. Огромную роль в истории человечества играют словесные языки, с помощью которых создаются тексты.
► Текст – это последовательность знаков, построенная согласно правилам данного языка, данной знаковой системы и образующая сообщение.
Основной единицей культуры в семиотической концепции признавался текст, носитель функции и значения культуры. Каждой культуре соответствует не–культура (хаос), которая наблюдателю, включенному в культуру, представляется лишенной организации, хотя для стороннего наблюдателя это – другая организация. Культуре этой категории принадлежат чужие культуры, детскость, экзотизм, подсознание, патология и т. д.
Термин «текст» применяется не только к сочинениям языкового характера, но и ко всякой целостности, имеющей смысл: Это, например, ритуал или произведение искусства. С другой стороны, не все сочинения языкового характера являются текстами с точки зрения культуры, а только те, которые имеют определенную функцию и значение, например, законы, молитвы, романы. Ни одна изолированная семиотическая система не может быть названа культурой, ею может называться лишь иерархия взаимосвязанных семиотических систем. Эта взаимосвязь может быть осуществлена в значительной степени системой естественного языка.
Согласно такой теории культуры, разработка которой началась в Советском Союзе в 1960–1970–х гг.,
► Культура – это совокупность знаковых систем, с помощью которых человечество или данный народ поддерживает свою сплоченность, оберегает свои ценности, своеобразие своей культуры и ее связи с окружающим миром.
Эти знаковые системы, обычно называемые вторичными моделирующими системами (или языками культуры), включают в себя не только все виды искусства, различную социальную деятельность и модели поведения, господствующие в данном обществе (в том числе жесты, одежду, манеры, ритуалы и т. д.), но также традиционные методы, с помощью которых сообщество поддерживает свою историческую память и самосознание (мифы, история, правовые системы, религиозные верования и т. д.). Каждый продукт культурной деятельности рассматривается как текст, порожденный одной или несколькими системами.
Основа и основная ось семиотического понятия культуры – естественный язык. Кроме того, что язык снабжает «сырым материалом» многие вторичные моделирующие системы, естественный язык – единственное средство, с помощью которого все системы могут быть интерпретированы, закреплены в памяти и введены в сознание индивида и группы. Ввиду его особого значения язык может быть назван первичной моделирующей системой, в то время как остальные системы могут быть названы «вторичными». Связь между первичной и вторичными системами может быть определена онтологически (ребенок овладевает языком до овладения другими культурными системами) и аналогично (вторичные системы строятся по образцу естественного языка или по крайней мере могут быть представлены как возникшие таким образом).
Культурные системы и язык называются моделирующими системами. Это означает, что они есть средства, с помощью которых человек познает, объясняет и пытается изменить мир вокруг себя. Они используют другие термины и средства, позволяющие человеку производить, сообщать, упорядочивать информацию, обмениваться ею и хранить ее.
Таким образом, понятие моделирования включает в себя как обработку, так и передачу информации. При этом информацией называется не только знание, но и ценности, и верования. Понятие «информация» приобретает очень широкое значение.
Все человеческие культуры включают в себя по крайней мере две вторичные моделирующие системы. Чаще всего это искусства, основанные на языке, и визуальные искусства (например, живопись), т. е. системы символические и иконические. Эта универсальная бинарность человеческой культуры была связана В. В. Ивановым с бинарной структурой человеческого мозга. Но за пределами этого универсального бинарного порядка каждая культура по–своему строит иерархию своих вторичных систем. Некоторые культуры выше всего ставят литературу (например, русская культура XIX в.), другие – визуальное искусство (телевидение и кино в современной западной культуре), есть и такие, которые отдают предпочтение музыке и т. д. Культуру можно определить как сложную иерархическую структуру, состоящую из взаимосвязанных вторичных моделирующих систем.
Далее, культуру можно определить как положительный термин в оппозиции культура/некультура. Если культура есть организованная система систем, которая сохраняет и обновляет информацию для общества, тогда некультура – это нечто дезорганизованное, деструктурированное, энтропия, которая стирает память и разрушает ценности. Носители конкретных культур имеют свое представление о том, что такое антикультура, связанное с положением, которое их культура занимает в мире, исихмировоззрением. Это могут быть просто «они», противопоставленные «нам» во всех расовых или исторических вариантах этих понятий; это могут быть более утонченные понятия, такие как сознательный/бессознательный ум, природа/культура, хаос/космос, мир за пределами знаков/мир знаков. В каждом таком случае второй термин обладает положительным значением. Нередко некультура рассматривается в семиотических теориях как структурный резерв для развития культуры.
Семиотическая типология культуры
В соответствии с теми положениями, которые изложены выше, существует возможность классифицировать культуры, а также сравнивать их по тому порядку, в котором они строят иерархию своих вторичных систем, осмысляют пространство и время, используют семиозис в своем функционировании. Некоторые культуры сосредоточивают внимание на своих истоках, другие – на конечных целях. Некоторые культуры упорядочивают время в циркулярных терминах, другие – в линеарных. В первом случае речь идет о мифическом времени, во втором – об историческом.
Различные культуры неодинаково размещают себя в географическом пространстве, разграничивая «наш мир» от «незнакомого» или «чужого» мира. Эти различные ориентации могут проявить себя в тех или иных текстах, тех или иных вторичных моделирующих системах либо могут быть универсализированы в качестве доминирующей, господствующей идеологии.
По своему отношению к семиозису культуры могут быть разделены на те, которые делают акцент на «выражении», и те, которые ставят во главу угла «содержание». Иными словами, их различие в том, чему придается большее значение: уже известной истине или процессу открытия истины. Первая позиция может быть охарактеризована как ориентированная на текст (подтверждающая уже установленный текст), а вторая – как ориентированная на правильность (стремящаяся к поискам новых текстов). Культуры могут быть определены как парадигматические (все явления суть знаки некоей более высокой реальности) или синтагматические (смысл явлений возникает от их взаимосвязей друг с другом). Высокая степень семиотизации в средневековой культуре – пример первой, Просвещение XVIII в. – пример второй. Тенденции Просвещения десемиотичны.
Культура с точки зрения семиотики – это механизм для обработки и сообщения информации. Вторичные моделирующие системы функционируют с помощью конвенций (кодов), которые разделяются членами социальной группы. В отличие от естественного языка, в котором в широком плане тождественность кода среди всех членов лингвистического сообщества налицо, коды вторичных моделирующих систем различны, их понимание и возможность использования зависят от того, в какой мере индивид освоил их в ходе своего созревания и образования (если это вообще ему удалось). Шум (как одна из многих возможных помех лингвистического, психологического или социального фактора) может блокировать или создать помехи в коммуникационном канале. Факт несовершенной коммуникации является столь универсальным, что может рассматриваться как часть самой природы культуры. Весь культурный обмен включает в себя как некоторую часть акт перевода: адресат всегда интерпретирует посланное сообщение, исходящее от другого отправителя, сквозь призму лишь частично разделяемого с ним кода (или кодов). Факт частичной коммуникации (порой просто некоммуникации) в лоне культуры стимулирует образование большого числа новых кодов, призванных компенсировать неадекватность существующих. Этот фактор «размножения» – толчок к динамизму культуры.
Метаязык культуры
Метаязык культуры – это принцип, который организует, иерархизирует и определяет культуру. В этом смысле это идеология или совокупность ценностей, которые, будучи выраженные одной или несколькими моделирующими системами, сообщают культуре устойчивость и рисуют ей портрет самой себя. Как в любом акте описания, метаязык упрощает свой предмет, отбрасывая то, что разрушено, внесистемно, и именно поэтому в некоторой мере искажает свой предмет. Из этого следует, что ни одна культура не может быть научно описана только с точки зрения ее метаязыка. Таким образом, метаязыковая тенденция служит противовесом тенденции культуры вводить все новые коды в качестве компенсации за неадекватность коммуникации.
Динамизм культуры
Способность культуры изменяться и приспосабливаться является функцией взаимодействия метаязыковой и «приумножительной» тенденций, свойственных любой культуре. Тенденция к приумножению – результат как потребности преодолеть неадекватность коммуникации, так и потребности обеспечить упорядочение и циркуляцию все возрастающего количества информации, которое накапливает культура. Однако, если увеличение количества кодов возьмет вверх, согласованность культурных составляющих будет потеряна и коммуникация фактически станет невозможной. С другой стороны, если метаязыковая функция станет преобладающей, культура увянет, изменение станет невозможным, а коммуникация – ненужной. Изменения в культуре происходят тогда, когда в нее втягиваются элементы из деструктурированной, некультурной периферии, которая служит структурным резервом и не признана метаязыком. Однако, по мере того как культура включает в себя эти изменения, сам метаязык развивается.
В пределах культуры разные вторичные системы развиваются с различной быстротой, поскольку каждая система имеет свой метаязык (язык критики для искусств, социология для социального поведения, мифология для мифов и семиотика культуры для общего функционирования культуры). Общая модель изменения повторяется с различной скоростью в каждой вторичной системе. В культурах с высокой степенью сложности, таких как современная, роль индивида–творца (артиста) в изобретении и обновлении кодов особенно значительна. Чем сложнее культура, тем больше значение каждого индивида как структурной составляющей всей системы. Факт существенного динамизма культуры придает большее значение диахроническому описанию культур, чем синхроническому, которое является менее адекватным.
Невербальная семиотика
Одним из элементов семиотики культуры является невербальная (несловесная) семиотика.
Современная невербальная семиотика состоит из отдельных дисциплин, тесно связанных между собой. Это такие дисциплины, как паралингвистика, изучающая звуковые коды невербальной коммуникации, и кинесика – наука о жестах, жестовых процессах и системах. Они относятся к основным дисциплинам для изучения невербальной семиотики. Кроме того, невербальная семиотика изучает окулесику – науку о языке глаз и визуальном поведении людей во время общения, и аускультацию – науку о слуховом восприятии звуков и аудиальном поведении людей в процессе коммуникации. Наиболее полно аускультация проявляет себя в музыкально–певческой деятельности, в отборе, структурировании и смысловой фильтрации речи в процессе ее восприятия, а также в сурдопедагогике. В невербальную семиотику входят также такие науки, как гаптика – наука о языке касаний и тактильной коммуникации, и гастика – наука о знаковых и коммуникативных функциях пищи и напитков, о приеме пищи, культурных и коммуникативных функциях снадобий и угощений. Естественно, гастика изучает кулинарное искусство, врачебную деятельность, искусство приема гостей и обольщения людей, в частности, путем приготовления любовных порошков или напитков. Древние греки подобные напитки называли филтра. Нельзя не назвать и ольфакцию – науку о языке запахов, смыслах, передаваемых с их помощью, и роли запахов в коммуникации. Ольфакцию интересуют химическая и тепловая деятельность человеческого организма, влияющая на процесс коммуникации и речевого общения. Запахи играют важную роль, например, в коммуникации арабов. Кроме того, их изучает медицинская диагностика, по ним определяется поведение животных, не может существовать без этого направления и наука парфюмерия, а также современное имиджмей–керство, так как на образ человека, безусловно, всегда влияли сопровождающие его запахи. В круг наук, изучающих невербальную семиотику, входят также проксемика – наука о пространстве коммуникации, его структуре и функциях, и хронемика – наука о времени коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях. Г. Е. Крейдлин, исследовавший невербальную семиотику в полном объеме, предлагает также ввести в круг дисциплин, ее изучающих, и системологию, которую он обозначает как науку о системах объектов, каковыми люди окружают свой мир, о функциях и смыслах, которые эти объекты выражают в процессе коммуникации. Сюда он вводит язык украшений, язык одежды.
Коммуникация с помощью органов чувств
Окулесика. В пределах одной культуры и одного языка жестов выражения глаз имеют неизменное значение. При разговоре происходят речевые акты не только вербальные, но и с помощью языка глаз. Существует ряд правил этикета. Например, в европейской культуре, слушая собеседника, принято смотреть говорящему прямо в глаза. Если сказанное понятно, то обычно слушающий кивает, если же он возмущается, то лицо несколько вскидывается, глаза раскрываются больше, чем обычно.
Знаковость языка глаз зависит от таких признаков, как длительность, интенсивность, статичность/динамичность взглядов. В окулесике принято выделять следующие виды взглядов: односторонний взгляд, взгляд в лицо, прямой взгляд в глаза, совместный взгляд, контакт глаз, (визуальный контакт), избегание взгляда, пропуск взгляда. Главными характеристиками становятся направление взгляда и его тип (способ визуального воздействия). Это может быть прямой взгляд в глаза, который обычно трактуется как вызов. Обычно он гипнотический или агрессивный, вызывая у адресата возбуждение, ставит его в затруднительное положение. Поэтому правилами этикета принято, чтобы прямой взгляд был коротким.
Основные функции окулесики – когнитивная, эмотивная, контролирующая, регулятивная.
- Когнитивная функция проявляется в том, что собеседник стремится передать некоторую информацию и прочесть отклик на нее в глазах адресата.
- Эмотивная функция передает знаковость выражения глаз и считывает с них испытываемые чувства.
- Следующая функция – контролирующая. Это проверка того, как воспринято и понято ли переданное сообщение.
- Регулятивная функция – выражаемое глазами требование отреагировать на передаваемое сообщение.
Соответственно названным функциям выражения глаз могут иметь следующие смыслы: готовность к коммуникации; подавление воли или влияния другого, контроль над партнером и его поведением; желание установить контакт и получить информацию; выражение чувств. Многие авторы подчеркивают влияние пола на визуальное коммуникативное поведение людей. Так, мужчины по мере увеличения расстояния чаще бросают взгляды в сторону женщин, в то время как для женщин соотношение между числом взглядов и расстоянием обратно пропорционально. Контакт глаз в беседе женщин происходит чаще, чем между беседующими мужчинами. В смешанных парах женщина смотрит на мужчину дольше, чем он на нее, даже если он ей не нравится. Это объясняется тем, что женщины более эмоциональны, стремятся сохранить «тепло» беседы, ищут участия со стороны мужчин, стремятся получить одобрение, проявляют зависимое положение.
Это относится к людям европейской и североамериканской культур. В Латинской Америке детей специально учат опускать глаза в разговоре со старшими. Африканцы, азиаты и индийцы считают большое число взглядов, направленных в лицо или глаза, знаком превосходства и неуважения. Арабы и южноамериканцы определяют малое число ответных взглядов как невнимание и проявление невежливости. Индейцев навахо учат никогда не смотреть на собеседника. Жители Эфиопии смотрят во время беседы вниз – это общепризнанный знак проявления уважения к собеседнику. Кочевники в Северной Африке, чьи лица прикрыты вуалью или иной материей, общаются друг с другом только «глаза в глаза», это дает возможность получить максимальную информацию при общении. В Древнем Китае по типу глаз и их выражению классифицировали и сравнивали людей, их свойства и характеры. Особое внимание в общении людей занимают зрачки. Как правило, они расширяются при повышенном эмоциональном состоянии или при удивлении. Девушек с большими зрачками считают красивыми, женственными и привлекательными, с маленькими – злыми, эгоистичными, холодными.
Очки с семиотической точки зрения создают эффект удвоения глаз и порождают целый комплекс дополнительных семантических значений его владельцу. Очки появились довольно давно. Арабский ученый XI в. Ибн аль–Хайтам описывал увеличивающие линзы, в начале XIV в. в Европе широкое распространение получили лорнеты и монокли. И сегодня форма очков, их величина, окрашенность, манера надевать и снимать дают дополнительную информацию при коммуникации людей.
Ольфакция. В романе Патрика Зюскинда «Парфюмер» утверждается: «Кто владеет запахами, тот владеет сердцами людей». И это во многом соответствует действительности. Обоняние – самое интимное из человеческих чувств, но очень запоминающееся. Запах помогает хранить воспоминания надежнее, чем зрение и слух. Человек способен распознавать больше оттенков запаха, чем звуков. Запахи играют огромную роль в нашей жизни.
В романе В. Набокова «Машенька» главный герой Ганин отчетливо помнит запах девушки, которую не видел больше десяти лет: «И духи у нее были недорогие, сладкие, назывались «Тагор». Этот запах, смешанный со свежестью осеннего парка.».
Запахи прочно связаны с эмоциями и слабо – с логическим мышлением, речью. Яркие, насыщенные эмоциями воспоминания вызывают именно запахи: Наполеон на острове святой Елены писал: «С закрытыми глазами я узнал бы мою Корсику по запаху». Очень трудно объяснить, что происходит, когда человек обоняет запах, как химические вещества воспринимаются носом. Но известно, что у вкуса и обоняния одна природа. Как правило, некоторые участки тела (подмышки, носогубные складки) вырабатывают большую часть феромонов – особых «пахучих» химических веществ.
В Филадельфии создан центр изучения запахов, так как эта сфера чрезвычайно важна для человека. Ученые обнаружили, что восприятие запахов зависит от мотивировки, главная – эротическая. Принадлежность к определенному полу обнаруживают по запаху. Обонятельные сигналы дают возможность выявить тех, с кем можно спариваться. Самое трудное – выявить индивидуальный запах.
За многие века люди выделили шесть основных запахов: цветочный, фруктовый, зловонный, пряный, смолистый (как запах скипидара) и запах гари.
Запахи – важная область восприятия человеком действительности. С их помощью издавна привлекали внимание человека не только в повседневной жизни, но и в религиозной, так как запах, как и вкус, мы поглощаем. Но в отличие от пищи, которую мы можем выплюнуть, если она нам не нравится, с запахом так сделать невозможно. И неприятный запах мы отождествляем с предметом, его источающим.
С древних пор запахи были средством обольщения. Этим искусством владела Клеопатра, в ее распоряжении была целая парфюмерная лаборатория. Она точно знала, каким ароматом надо умастить волосы, каким руки, каким губы, чтобы ее поцелуй не забывался никогда. Коко Шанель советовала женщинам наносить духи на те места, куда они хотели бы, чтобы их целовали. Правда, некоторые считают, что большинство сексуальных запахов многим людям кажутся неприятными. Поэтому ароматы часто называют чувственными.
Легенды о волшебной силе запахов – атрибут любой культуры. Колчан индуистского бога любви Камы был наполнен цветами вместо стрел. Афродита заставляла людей влюбляться друг в друга с помощью пряных ароматов. В древнем Иерусалиме девушка клала себе в башмаки немного мирры, и, если ей нравился молодой человек, она старалась незаметно прикоснуться к нему кончиком туфли. Считалось, что так можно возбудить страсть. И действительно, запахи могут возбудить крайнее тяготение к личности, источающей приятные ароматы, что и является апогеем в романе Зюскинда.
Восприятие запахов зависит от контекста. Кондитерские запахи – ваниль, корица, кардамон, карамель – для многих притягательны, так как напоминают им детство. Прямо противоположные запахи – «кислородные», чувственные (запахи талой воды с легкой примесью гудрона, мокрой древесины и прелой земли). Они вызывают чувство тоски, но одновременно ощущение восторга и предвкушения перемен.
Запах создает определенное настроение. Ладан – это ароматическая смола деревьев рода босвелия в Южной Африке. Аромат фимиама или тимьяна, еще его называют чабрецом, считается приятным для всех. Есть запахи, повышающие бдительность, например, запах мяты или цветы из семейства лилейных. Именно из–за этого в рацион солдат американской армии включена мятная жвачка. Гелиотроп избавляет от хандры, лимонный аромат снимает усталость и успокаивает, сандал способствует концентрации. Но следует помнить, что запах, поначалу вызывающий потрясение, потом становится будничной нормой, к нему привыкают. Запах – это составляющая гармонии, в его восприятии важен первый эмоциональный отклик.
Важным элементом воздействия духов являются флаконы для них, их «одежда».
Современные исследования показали, что определенные ароматы обладают способностью вызывать конкретные эмоции, неподвластные нашему сознанию. Американский психиатр А. Хирш установил, что определенные запахи вызывают конкретные действия и поведение людей. Так, с помощью воздействия запахов он помогал людям сбросить лишний вес, с помощью запахов он научился повышать или понижать кровяное давление, замедлять или ускорять сердцебиение, возбуждать или усыплять человека. Запахи способны влиять на производительность труда. Некоторые ароматы снимают депрессию и улучшают настроение. Это относится к запахам лаванды, шалфея, ромашки, лимона, сандалового дерева. А аромат жасмина, розы, лимона, апельсина, мяты и гвоздики возбуждают не меньше, чем крепкий кофе. В Японии это используют некоторые фирмы. В определенные часы по системе кондиционирования в служебные помещения закачиваются строго выверенные комбинации ароматических веществ. Это позволяет повышать производительность труда персонала на 50 %. Сегодня запахи эксплуатируются в бизнесе. Например, в продуктовых магазинах наибольший эффект дает свежий запах огурца или арбуза. В магазинах одежды увеличить продажи помогают запахи ванили, лаванды, базилика, мяты или лимона. Но у людей различных культур один и тот же запах может вызывать разные ассоциации.
Запах – предельно эластичная культурная модель. Каждый раз она получает новое символическое наполнение в зависимости от требований момента. Эффект аромата – самый мощный, но одновременно и самый хрупкий. Исторически смыслы запахов очень подвижны. Довольно широк разброс национальных предпочтений приятных запахов: у немцев приятные ассоциации вызывают запахи свежих, чистых простыней, леса, трав, у японцев – предметы, связанные с ванной, цветы. Напротив, традиционно неприятные запахи кала, мочи, гниющих продуктов в ряде случаев могут расцениваться вполне позитивно. Бедуины смачивают тело мочой верблюда, эскимосы едят выдержанное мясо, а французы навязали миру свою любовь к резкому запаху заплесневелого сыра. Все же определенные неприятные запахи вызывают устойчивые ассоциации. Вариативность приятных запахов более высока. Для пикантности в ароматические композиции прибавляют толику неприятных запахов (женского или мужского пота для женских или мужских духов, запах горелой резины, горячего металла).
Дешифровка запаха, как правило, регулируется культурными установками. Так, созданный к 300–летию дома Романовых аромат духов «Любимый букет императрицы» после революции был переименован в «Красную Москву» и стал знаком советской эпохи. Итак, запах получает символическое наполнение в зависимости от требований момента. Запах воплощает наше желание быть другими, меняться и играть.
Тастика. Понимание совместной трапезы как удовольствия восходит к древним временам. Но манера принятия пищи также характерна для каждой страны. В Европе, например, принято есть ножом и вилкой вторые блюда. Вилку держат в левой руке, нож – в правой. Но если вы видите, что человек нарезал мясо таким образом, а потом насаживает куски на вилку, которая оказалась у него в правой руке, вы понимаете, что перед вами американец.
Впрочем, вилка по сравнению с ложкой и ножом появилась довольно поздно. Достоверно неизвестно, кто первым изобрел ложку. Уже в древние времена, когда люди сумели окончательно покорить огонь, вероятно, возникла тяга к совместным трапезам. Понятно, что горячую и жидкую пищу есть руками было неудобно. Первой ложкой могла стать скорлупа от орехов, повторявшая форму человеческой ладони, сложенной в «пригоршню». Первые ложки делались из глины, их ровесницы – деревянные ложки. Позже появились ложки из различных металлов.
Ложка – самое демократичное изобретение из всех столовых приборов, поскольку она бытовала как в домах бедняков, так и во дворцах. Нож появился еще в первобытном обществе, но как столовый прибор стал использоваться намного позднее. Ножи из мягкого металла впервые были изготовлены на Кипре в начале IV тысячелетия до н. э. В Древнем Риме были известны ножевых дел мастера. Софокл и Демосфен были как раз сыновьями ножовщиков. До XIX в. ножи выполняли двоякую функцию, они использовались как холодное оружие (в этом случае делались из железа или стали) и как столовый прибор (изготовлялись из мягких металлов – бронзы, серебра).
Как приборы для еды ножи вошли в обиход европейцев только в XV в., но использовались только в домах знати и рассматривались как предмет роскоши.
Вилка как столовый прибор создавалась столетиями. Кардинал и епископ Остии, древней торговой гавани Рима, Петр Дамиан, живший в XI в., утверждал, что употребление вилки за столом было введено именно в XI в. Византийская принцесса, приехавшая погостить к венецианскому дожу Доменико Сильвио, пленилась двузубым серебряным изделием с короткой ручкой, которым ее друг изящно подхватывал лакомые кусочки. В то время пользовались лишь собственной пятерней. Мясо и рыбу брали руками. Пища в те времена была преимущественно твердой и подавалась к столу нарезанной на куски. В Англию первые вилки были ввезены в 1608 г. из Италии. Вилки, которые нам хорошо известны по форме, вошли в обиход лишь к середине XVI в. До этого в «приличных домах» пользовались двумя ножами. Но и тогда это был предмет роскоши. И считался признаком изнеженности, прихотью богатых испорченных людей, тлетворным нововведением, творением дьявола, воплощением нечистых сил. Вилка при дворе Генриха III (1552–1589) укрепила молву о нем как распущенном монархе, недостойном могучего и храброго народа. В монастырях запрещалось есть пищу дьявольским орудием – вилкой. «Король–Солнце» Людовик XIV не признавал вилку, потому что он так и не научился ею пользоваться. Пользоваться ножом и вилкой поначалу стали для того, чтобы измельчать еду в индивидуальной тарелке или передавать ее другому едоку, но совершенно не обязательно с их помощью отправлять пищу в рот.
Первые вилки были огромными и имели один острый зубец. Позже их стало два. Они совсем не были похожи на современные, так как выполняли совершенно иные функции.
Как ложки и ножи, вилки имеют множество разновидностей. Это могут быть кухонные и столовые вилки. Они делятся на закусочные, десертные, для рыбы и гарнира. Есть специальные двузубые (большая и поменьше) вилки для разделки волокон мяса, для разделки омаров. В комплекте с ножичком они используются для устриц, в сочетании с лопаточками – для спаржи. Есть вилки для салатов, фруктов, с упором для разрезания мяса. Есть специальные вилки, которыми едят мясо змеи. Не перечесть всех разновидностей вилок, но все они имеют недавнее происхождение – XIX – начало XX в.
Тарелки на столах были не всегда. В Средние века для жидких блюд использовалась миска, а для твердых доска. Доска могла быть квадратной или круглой, деревянной или металлической. На нее вместе с мясом клали хлеб, которым подбирали сок, вытекавший из мяса при разрезании. Лишь в XVI в. стали использовать тарелки. Так, среди серебряной посуды, имевшейся у Ришелье и Мазарини, тарелок было уже много. Керамические тарелки были у Екатерины Медичи, но они оставались редкостью вплоть до XVII в., когда в моду вошли китайский фарфор, фаянс и керамика. Позже появились глубокие тарелки для супов. Во Франции их называли «